Ж2. Вот видите, оттопыренные уши — это чудо что такое. Успех гарантирован. Уши — или зубы — первоклассное средство. И возразить-то нечего. Они говорят сами за себя. И никуда от них не денешься. Никакая жалость не поможет. Никакое умиление. Никакой весенний цветочек. Уши сами по себе вызывают у тех, кому с ними повезло, ощущение чего-то основательного, определенного, чистого. Уверяю вас, когда это чувствуешь, то и сам себя воспринимаешь иначе: будто сделан из вещества без примесей.

Ж1. И вправду — ты как бриллиант… А вот у кого уши оттопырены…

Ж2. Уже сам по себе этот факт — без всяких там «иссмов», без всего остального… Они даже сами могут не замечать… И не нужно их ни в чем обвинять, незачем заставлять их признаваться…

М4. Всё, решительно всё, что вы чувствуете, имеет под собой основание. Все «иссмы», все особенности произношения…

Она. Да, я понимаю. Но у Дюбюи, у обоих, нет оттопыренных ушей. И потом, нам-то что с того?

Он. Действительно, ничего. Мне от этого ни холодно ни жарко.

Ж2. Заметьте, это не единственное. Я взяла как пример оттопыренные уши, потому что имела в виду кого-то определенного… Но и слишком длинная верхняя губа, положим… для кого-нибудь и она…

Ж1. Для меня. Терпеть не могу.

Ж3. Или выдвинутая вперед нижняя челюсть… Вот так, видите… Признаться, я… бр-р-р… А вы нет? У вас не так?

Она. Честно говоря, нет… Почти нет… Не могу сказать, чтобы мне это очень нравилось… Но, в сущности… А ты?

Он. Да в общем тоже нет. В этом есть что-то аморфное, пассивное… никакого яда… ничего, что даже отдаленно имело бы отношение…

М3. К вашим «иссмам». Знаете, тут есть одна тонкость…

М2. Я же вам говорил… А вы смеялись надо мной, когда я пытался им помочь…

Ж1. Ах да, с Истмом, Коринфским перешейком…

Она. О нет, только не это!

М2. Вы слышите? Сколько страсти! Какое упрямство! Поверьте, вот она, первопричина. Что до меня, то… чем больше я наблюдаю, тем больше убеждаюсь. Сомнений быть не может: зло именно здесь.

Она. Вслушайтесь: романтиссм. Капиталиссм. Синдикалиссм… иссм… иссм… прямо шипение.

Он. Они задерживаются на этом иссм… смакуют его.

Она. Оно скользит, это иссм… точно край режущей травы.

Он. Иссм… иссм…

Она. Оно взрезает кожу… проникает в плоть…

Он. И там… Разве вы сами этого не чувствуете?..

Она. Попробуйте, прошу вас… скажите, растягивая… иссм… иссм… Вы слышите?

Ж3. Ну, может быть, если очень постараться…

М2. Да, надо очень постараться. Для меня, откровенно говоря… синдикалиссм, структуралиссм… Сколько ни повторяю… иссм… иссм… Хм, может быть… ну разве, при желании… может быть, действительно…

М3. Пожалуй, да. Я чувствую…

Она. Как! Не может быть! Вы почувствовали!..

М3. М-м… М-м… м-да… В общем, как бы это сказать…

Она. Как бы сказать?

М3 (колеблясь). Н-нет… не то чтобы… Вообще-то… да нет… Собственно, это то, что не имеет названия.

Ни с того ни с сего

Действующие лица

Первый мужчина.

Второй мужчина.

Третий мужчина.

Женщина.

Первый мужчина. Слушай, хочу тебя спросить… Я отчасти потому и зашел… Никак не могу понять… Что случилось? Что ты против меня имеешь?

Второй мужчина. Да ничего… А что такое?

Первый. Ну, не знаю… У меня ощущение, что ты как-то избегаешь… cовсем не появляешься… Мне постоянно приходится самому…

Второй. Ты же знаешь, я редко проявляю инициативу, боюсь помешать, попасть не вовремя.

Первый. Но не со мной же! Я всегда тебе прямо скажу, и тебе это отлично известно… Все-таки до такого мы еще не дошли… Нет, я чувствую, тут что-то…

Второй. Да что тут может быть?

Первый. Вот и я не понимаю. Ломаю голову… Никогда… за столько лет… ничего между нами не было… ничего, что я бы помнил…

Второй. А я-то, наоборот, многое помню. И ты всякий раз оказывался на высоте… Бывали ситуации…

Первый. О чем ты? Ты тоже всегда вел себя безукоризненно… Надежный, верный товарищ… Помнишь, как умилялась, глядя на нас, твоя мать?

Второй. Да, покойная мама… Она тебя очень любила… говорила мне: «Вот это настоящий друг, на него ты всегда можешь положиться». Я, собственно, и полагался.

Первый. Так в чем же дело теперь?

Второй (пожимает плечами). В чем дело… Нечего мне сказать!

Первый. Нет, есть… Я слишком хорошо тебя знаю: что-то изменилось. Ты всегда держал дистанцию… со всеми… а сейчас и со мной тоже… Вот третьего дня по телефону… ты как будто был от меня за тысячу километров… Мне это больно, знаешь…

Второй (порывисто). Представь, мне тоже…

Первый. Ага, видишь, я прав…

Второй. Что ты хочешь… Я люблю тебя по-прежнему… не сомневайся… но это сильней меня…

Первый. Что сильней тебя? Почему ты не можешь ответить? Значит, что-то все-таки произошло…

Второй. Нет… Правда ничего… Ничего, что можно было бы сказать…

Первый. Попробуй все-таки…

Второй. Нет… не хочу…

Первый. Почему? Ответь, почему?

Второй. Не вынуждай меня…

Первый. Неужели все настолько ужасно?

Второй. Нет, не ужасно… Это совсем другое…

Первый. Да что же?

Второй. В общем-то, чушь… что называется, пустяк… да, именно так и называется… И проговаривать все вслух, копаться… это заведет нас в такие дебри… Как мы будем выглядеть со стороны? Никто, кстати… обычно и не решается… о таких вещах не говорят…

Первый. Умоляю… Ради того, чем я был для тебя, как ты уверяешь… ради твоей матери… ради наших родителей… Заклинаю тебя, ты не можешь теперь увильнуть… Что случилось? Скажи… Я заслужил…

Второй (жалобно). Повторяю, о таких вещах не говорят… это под запретом…

Первый. Давай же, давай…

Второй. Да это всего лишь слова…

Первый. Слова? Мы что-то друг другу наговорили? Только не утверждай, будто мы поссорились… не было такого… Я бы помнил…

Второй. Нет, не в том смысле… Совсем другие слова, про которые не скажешь, что их кто-то кому-то наговорил… Как раз никто ничего не наговорил… Вообще неизвестно, откуда они берутся…

Первый. Какие? Какие слова? Не томи… не дразни меня…

Второй. Я и не думаю тебя дразнить… Просто, если я скажу…

Первый. И что? Что произойдет? Ты же говоришь, это пустяк…

Второй. Вот именно, что пустяк… И из-за этого пустяка…

Первый. Ну наконец-то… Из-за этого пустяка ты и отдалился? И хотел порвать со мной?

Второй (со вздохом). Да… из-за него… Ты никогда меня не поймешь… И никто, в общем-то,